Неточные совпадения
Что это значит? — сказала она, очевидно,
мысль,
тысячу раз передуманную и наизусть заученную.
Запустить так имение, которое могло бы приносить по малой мере пятьдесят
тысяч годового доходу!» И, не будучи в силах удержать справедливого негодования, повторял он: «Решительно скотина!» Не раз посреди таких прогулок приходило ему на
мысль сделаться когда-нибудь самому, — то есть, разумеется, не теперь, но после, когда обделается главное дело и будут средства в руках, — сделаться самому мирным владельцем подобного поместья.
Так и бросились жиду прежде всего в глаза две
тысячи червонных, которые были обещаны за его голову; но он постыдился своей корысти и силился подавить в себе вечную
мысль о золоте, которая, как червь, обвивает душу жида.
Я сам хотел добра людям и сделал бы сотни,
тысячи добрых дел вместо одной этой глупости, даже не глупости, а просто неловкости, так как вся эта
мысль была вовсе не так глупа, как теперь она кажется, при неудаче…
— Расстригут меня — пойду работать на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные ночи, когда не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть,
тысячу ночей слушал это пение и дошел до
мысли, что именно стекло, а не медь, не дерево должно дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
Тысячами шли рабочие, ремесленники, мужчины и женщины, осанистые люди в дорогих шубах, щеголеватые адвокаты, интеллигенты в легких пальто, студенчество, курсистки, гимназисты, прошла тесная группа почтово-телеграфных чиновников и даже небольшая кучка офицеров. Самгин чувствовал, что каждая из этих единиц несет в себе одну и ту же
мысль, одно и то же слово, — меткое словцо, которое всегда, во всякой толпе совершенно точно определяет ее настроение. Он упорно ждал этого слова, и оно было сказано.
Быстрая походка людей вызвала у Клима унылую
мысль: все эти сотни и
тысячи маленьких воль, встречаясь и расходясь, бегут к своим целям, наверное — ничтожным, но ясным для каждой из них. Можно было вообразить, что горьковатый туман — горячее дыхание людей и все в городе запотело именно от их беготни. Возникала боязнь потерять себя в массе маленьких людей, и вспоминался один из бесчисленных афоризмов Варавки, — угрожающий афоризм...
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди
тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить
мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
«Да и не надо. Нынешние ведь много
тысяч берут, а мы сотни. Мне двести за
мысль и за руководство да триста исполнительному герою, в соразмере, что он может за исполнение три месяца в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет — пусть нам верит, потому что я всегда берусь за дела только за невозможные; а кто веры не имеет, с тем делать нечего», — но что до меня касается, — прибавляет старушка, — то, представь ты себе мое искушение...
Тысяча предрассудков и ложных
мыслей и — никаких
мыслей!
Вас поразит
мысль, что здесь живут, как жили две
тысячи лет назад, без перемены.
И вот постепенно, в расстроенном и больном мозгу его созидается
мысль — страшная, но соблазнительная и неотразимо логическая: убить, взять три
тысячи денег и свалить все потом на барчонка: на кого же и подумают теперь, как не на барчонка, кого же могут обвинить, как не барчонка, все улики, он тут был?
И вот давеча утром, на телеге, его озарила самая яркая
мысль: «Да если уж она так не хочет, чтоб я женился на Катерине Ивановне, и не хочет до такой степени (он знал, что почти до истерики), то почему бы ей отказать мне теперь в этих трех
тысячах, именно для того, чтоб я на эти деньги мог, оставив Катю, укатить навеки отсюдова?
Это минуты, когда все инстинкты самосохранения восстают в нем разом и он, спасая себя, глядит на вас пронизывающим взглядом, вопрошающим и страдающим, ловит и изучает вас, ваше лицо, ваши
мысли, ждет, с которого боку вы ударите, и создает мгновенно в сотрясающемся уме своем
тысячи планов, но все-таки боится говорить, боится проговориться!
И вот у него рождается
мысль, что эти же полторы
тысячи, которые он продолжает носить на себе в этой ладонке, он придет, положит пред госпожою Верховцевой и скажет ей: «Я подлец, но не вор».
Моя
мысль мне показалась тогда глупою, а он именно, может быть, тогда указывал на эту ладонку, в которой зашиты были эти полторы
тысячи!..»
Он глядит на нее, понимает ее
мысли совершенно (он ведь сам сознался здесь при вас, что он все понимал) и безусловно присвояет себе эти три
тысячи и прокучивает их в два дня с своею новою возлюбленной!
И вот, однажды после обеда, Вера Павловна сидела в своей комнате, шила и думала, и думала очень спокойно, и думала вовсе не о том, а так, об разной разности и по хозяйству, и по мастерской, и по своим урокам, и постепенно, постепенно
мысли склонялись к тому, о чем, неизвестно почему, все чаще и чаще ей думалось; явились воспоминания, вопросы мелкие, немногие, росли, умножались, и вот они
тысячами роятся в ее
мыслях, и все растут, растут, и все сливаются в один вопрос, форма которого все проясняется: что ж это такое со мною? о чем я думаю, что я чувствую?
Дети вообще любят слуг; родители запрещают им сближаться с ними, особенно в России; дети не слушают их, потому что в гостиной скучно, а в девичьей весело. В этом случае, как в
тысяче других, родители не знают, что делают. Я никак не могу себе представить, чтоб наша передняя была вреднее для детей, чем наша «чайная» или «диванная». В передней дети перенимают грубые выражения и дурные манеры, это правда; но в гостиной они принимают грубые
мысли и дурные чувства.
Лопахин. Ну, прощай, голубчик. Пора ехать. Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь знай себе проходит. Когда я работаю подолгу, без устали, тогда
мысли полегче, и кажется, будто мне тоже известно, для чего я существую. А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего. Ну, все равно, циркуляция дела не в этом. Леонид Андреич, говорят, принял место, будет в банке, шесть
тысяч в год… Только ведь не усидит, ленив очень…
Познанием чуждого языка становимся мы гражданами тоя области, где он употребляется, собеседуем с жившими за многие
тысячи веков, усвояем их понятия; и всех народов и всех веков изобретения и
мысли сочетоваем и приводим в единую связь.
Семьдесят пять
тысяч ты возьми себе, Афанасий Иваныч (и до ста-то не дошел, Рогожин перещеголял!), а Ганечку я утешу сама, мне
мысль пришла.
— Ну нет, — с убеждением перебил генерал, — и какой, право, у тебя склад
мыслей! Станет она намекать… да и не интересанка совсем. И притом, чем ты станешь дарить: ведь тут надо
тысячи! Разве портретом? А что, кстати, не просила еще она у тебя портрета?
Мне кажется, он, наверно, думал дорогой: «Еще долго, еще жить три улицы остается; вот эту проеду, потом еще та останется, потом еще та, где булочник направо… еще когда-то доедем до булочника!» Кругом народ, крик, шум, десять
тысяч лиц, десять
тысяч глаз, — все это надо перенести, а главное,
мысль: «Вот их десять
тысяч, а их никого не казнят, а меня-то казнят!» Ну, вот это все предварительно.
Вот о чем задумывался он, проводя ночи на Рублихе.
Тысячу раз
мысль проходила по одной и той же дороге, без конца повторяя те же подробности и производя гнетущее настроение. Если бы открыть на Рублихе хорошую жилу, то тогда можно было бы оправдать себя в глазах компании и уйти из дела с честью: это было для него единственным спасением.
Теперь же
тысячи новых, неясных
мыслей, касательно одинокого положения их, зароились в моей голове, и мне стало так совестно, что мы богаты, а они бедны, что я покраснел и не мог решиться взглянуть на Катеньку.
Тысячи мрачных
мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а там — пусть будет, что будет!
— Нет, не то, врешь, не то!.. — возразил полковник, грозя Павлу пальцем, и не хотел, кажется, далее продолжать своей
мысли. — Я жизни, а не то что денег, не пожалею тебе; возьми вон мою голову, руби ее, коли надо она тебе! — прибавил он почти с всхлипыванием в голосе. Ему очень уж было обидно, что сын как будто бы совсем не понимает его горячей любви. — Не пятьсот рублей я тебе дам, а
тысячу и полторы в год, только не одолжайся ничем дяденьке и изволь возвратить ему его деньги.
Я не совсем виноват, потому что люблю тебя в
тысячу раз больше всего на свете и потому выдумал новую
мысль: открыться во всем Кате и немедленно рассказать ей все наше теперешнее положение и все, что вчера было.
— Здесь в один вечер
тысячи летят, — продолжал, как бы угадывая мою
мысль, Зачатиевский, — а старому приятелю, можно сказать, слуге — грибков да маслица-с. А беготни сколько! с утра до вечера словно в котле кипишь! Поверите ли, даже службой неглижировать стал.
Молодежь находила
тысячи средств веселиться, пока люди зрелого возраста рыли друг другу волчьи ямы, злословили и преисполнялись самыми ожесточенными
мыслями и чувствами.
Вы, юноши и неюноши, ищущие в Петербурге мест, занятий, хлеба, вы поймете положение моего героя, зная, может быть, по опыту, что значит в этом случае потерять последнюю опору, между тем как раздражающего свойства
мысль не перестает вас преследовать, что вот тут же, в этом Петербурге, сотни деятельностей,
тысячи служб с прекрасным жалованьем, с баснословными квартирами, с любовью начальников, могущих для вас сделать вся и все — и только вам ничего не дают и вас никуда не пускают!
В голове его мелькнула одна удивительно красивая
мысль: когда приедет Петруша, вдруг благородно выложить на стол самый высший maximum цены, то есть даже пятнадцать
тысяч, без малейшего намека на высылавшиеся до сих пор суммы, и крепко-крепко, со слезами, прижать к груди се cher fils, [этого дорогого сына (фр.).] чем и покончить все счеты.
— Я, конечно, понимаю застрелиться, — начал опять, несколько нахмурившись, Николай Всеволодович, после долгого, трехминутного задумчивого молчания, — я иногда сам представлял, и тут всегда какая-то новая
мысль: если бы сделать злодейство или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и… смешной, так что запомнят люди на
тысячу лет и плевать будут
тысячу лет, и вдруг
мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до людей и что они будут плевать
тысячу лет, не так ли?
— Положим, вы жили на луне, — перебил Ставрогин, не слушая и продолжая свою
мысль, — вы там, положим, сделали все эти смешные пакости… Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя
тысячу лет, вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас
тысячу лет, не правда ли?
Граф остался в размышлении:
тысячи соображений у него прошли в голове, и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии отзовется не легко для него в Петербурге и что главный исполнитель всех его предначертаний, Звездкин, — плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных
мыслей, граф уехал к m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть ночи.
Кабы знать да ведать, можно бы и самой за восемь-то
тысяч с аукциона приобрести!» С другой стороны, приходило на
мысль и то: «Полиция за восемь
тысяч продала!
Старичок этот
мыслью своей за
тысячу семьсот лет назад заскочил: это во втором веке по рождестве Христовом некоторые люди думали, что плоти надо полную волю дать и что она духу не вредит.
Последние слова незнакомого проезжего отозвались в душе его;
тысячи различных
мыслей и противоположных желаний волновали его грудь.
Странно, что никогда в другое время
мысль его не была так гибка и изобретательна, как теперь, когда он каждый день выдумывал
тысячи разнообразных поводов к тому, чтобы серьезно опасаться за свою свободу и честь.
Звезды, глядящие с неба уже
тысячи лет, само непонятное небо и мгла, равнодушные к короткой жизни человека, когда остаешься с ними с глазу на глаз и стараешься постигнуть их смысл, гнетут душу своим молчанием; приходит на
мысль то одиночество, которое ждет каждого из нас в могиле, и сущность жизни представляется отчаянной, ужасной…
— Сперва одна
мысль благополучно пройдет, — соболезновал батюшка, — потом другая, а за ней, смотришь, сто,
тысяча… миллион!
— Ладно! Я возьму… — сказал он наконец и тотчас вышел вон из комнаты. Решение взять у дяди деньги было неприятно ему; оно унижало его в своих глазах. Зачем ему сто рублей? Что можно сделать с ними? И он подумал, что, если б дядя предложил ему
тысячу рублей, — он сразу перестроил бы свою беспокойную, тёмную жизнь на жизнь чистую, которая текла бы вдали от людей, в покойном одиночестве… А что, если спросить у дяди, сколько досталось на его долю денег старого тряпичника? Но эта
мысль показалась ему противной…
Чтобы она не тревожила вашего покоя, вы, подобно
тысячам ваших сверстников, поспешили смолоду поставить ее в рамки; вы вооружились ироническим отношением к жизни, или как хотите называйте, и сдержанная, припугнутая
мысль не смеет прыгнуть через тот палисадник, который вы поставили ей, и когда вы глумитесь над идеями, которые якобы все вам известны, то вы похожи на дезертира, который позорно бежит с поля битвы, но, чтобы заглушить стыд, смеется над войной и над храбростью.
Чем дальше шло дело — тем тяжелей и обидней было ему видеть себя лишним среди спокойно-уверенных в своей силе людей, готовых поднять для него несколько десятков
тысяч пудов со дна реки. Ему хотелось, чтоб их постигла неудача, чтобы все они сконфузились пред ним, в голове его мелькала злая
мысль...
Когда крестный говорил о чиновниках, он вспомнил о лицах, бывших на обеде, вспомнил бойкого секретаря, и в голове его мелькнула
мысль о том, что этот кругленький человечек, наверно, имеет не больше
тысячи рублей в год, а у него, Фомы, — миллион. Но этот человек живет так легко и свободно, а он, Фома, не умеет, конфузится жить. Это сопоставление и речь крестного возбудили в нем целый вихрь
мыслей, но он успел схватить и оформить лишь одну из них.
«Что бы я нашел сейчас на улице
тысячу рублей?.. Оделся бы щеголем, квартирку бы нанял… Кабинет, чтобы выходил окнами на полдень… Шторы сделаю, как у командира полка, суровые, с синей отделкой… Непременно с синей…» Потом
мысли его вдруг перескакивают: он в бою, бросается со взводом на дымящийся редут, захватывает неприятельское знамя…
Далее затем в голове князя начались противоречия этим его
мыслям: «Конечно, для удовлетворения своего патриотического чувства, — обсуживал он вопрос с другой стороны, — Елене нужны были пятнадцать
тысяч, которые она могла взять только у князя, и неужели же она не стоила подобного маленького подарка от него, а получив этот подарок, она могла располагать им, как ей угодно?..
Во всех взглядах можно прочитать одну
мысль —
мысль о земле, которая в такую горячую вешнюю пору сиротеет где-нибудь за
тысячу верст.
Здесь не было и помину о той отчаянности, какой выделялись каменские бурлаки, не было и своеобразного шика заводских мастеровых: одна общая
мысль, одна общая забота связывала эти
тысячи бурлаков в один могучий стройный аккорд.